Если вы были на экскурсии в Брестской крепости, наверняка слышали громкий голос из динамиков, который говорил, что началась война. И не было страшно — всегда знаешь, что это просто часть прошлого, что это про 1941 год. Но 24 февраля 2022-го слово «война» стало частью настоящего — вместе с сиренами и бомбежками. Правда, поверить в это было трудно — особенно, в первые минуты. Поговорили с жителями Украины и теми, у кого там живут близкие, о том, каким были их первые часы после нападения России.
«Эмоции — страх, отчаяние. Я не знаю, как это описать»
Александр родился в небольшом украинском городе, а после — поехал учиться во Львов. Закончив университет, он там и остался: купил квартиру, недавно сделал ремонт. В этой квартире его и застала война:
— На самом деле все было как в каком-то фильме. [24 февраля] я спал у себя дома. Около шести часов утра меня будит девушка и говорит, что звонит брат. Он говорит: «Что будем делать? Едем домой?» Я в ответ: «Чего?» И он рассказывает: «Россия напала на Украину. Война». Я в ответ: «Да ну, как напала?» Не поверил. Но ему позвонила мама, которой звонила наша тетя (она живет в Киеве), и сказала, что в городе слышны взрывы. И после этого уже были новости о нападении.
Это какие-то ужасающие ощущения. Ты понимаешь: «Все. Худшая вещь в мире, война, она здесь. Она уже в Киеве». Это просто шок. Кажется, что не может быть такого. Ну, как в 2022 году можно воевать? В Европе.
Я сразу же начал читать новости в телеграмме. И с каждой новостью становилось еще страшнее и еще больше казалось, что это сон. Сказал брату, что подумаю, что делать.
Эмоции — страх, отчаяние. Я и не знаю, как это описать. Думаю, они такие же, как и у миллионов других украинцев, которые проснулись в то утро.
Вместе с братом поехали в дом к родителям на несколько дней. В 7.30 утра собрались, и через 15 минут уехали. Если такая же ситуация будет дальше — буду возвращаться во Львов. Там я больше смогу помочь.
Я никогда не думал, что Россия может напасть на Украину. Я ожидал усиления военных действий на Востоке, в Луганской и Донецкой областях. Но не полномасштабное нападение…
«Сваякі кажуць: ідуць баі, ідзе артабстрэл, ідуць войскі»
С Украиной Евгения связывает большее, чем просто переезд в эту страну из Беларуси после 2020 года: у молодого человека там родители, родственники, к которым он часто приезжал погостить. Парень живет во Львове.
— Апошнія дні [перад 24 лютага] я быў у моцным стрэсе, у мяне быў вельмі збіты графік, мог усю ноч не спаць. І ў гэты дзень я таксама не спаў. Бліжэй да пятай раніцы збіраўся класціся, схадзіў у душ, вяртаюся ў ложак. І ў той момант, калі я думаў, што буду спаць — пачалася сірэна. Першае, пра што я падумаў: «Пачалася вайна».
Адкрываю тэлеграм і ва ўсіх чатах бачу: «Вайна, вайна, вайна». Пішу ў адзін з чатаў: «Рэальна?» І ўсе ў адказ: «Так, там жэсць». Потым адкрыў інфармацыйныя рэсурсы, каб да канца ўпэўніцца.
Першая думка пасля гэтага была пра бацькоў — яны жывуць на Азоўскім моры, гэта якраз тэрыторыя паміж Крымам і Данбасам. Я адразу патэлефанаваў маці, і яна кажа: «Ну так, страляюць з чацвертай раніцы, калона баявой тэхнікі прайшла праз вёску». Пытаюся, чаго яна не патэлефанавала раней, а маці: «Ну я думала, ты спіш, не буду турбаваць…» І я разумею, што сапраўды пачалася вайна, маці там, а ў вёсцы расійскія войскі.
Не магу сказаць, што страху не было — падаецца, ва ўсіх рацыянальных людзей ёсць страх, калі пачынаецца штосьці небяспечнае для жыцця. Асабліва ў маёй сітуацыі — я вельмі хвалююся за сваю маці, бабулю. Але апроч гэтага ў мяне самая моцная эмоцыя ўжо зараз — жалоба праз тое, што адбываецца. І таму мне вельмі цяжка проста сядзець і назіраць за гэтым.
У тое, што гэта сапраўдны адбываецца, я паверыў адразу: калі ідуць навіны пра баі фактычна на ўсёй мяжы Украіны, калі ты чуеш з першых вуснаў… У першыя гадзіны інфармацыі было недастаткова, і людзі не да канца разумелі, што адбываецца. Але я маю сваякоў, якія жывуць на Азоўскім узбярэжжы, у Луганскай вобласці — а гэта кропкі сутыкнення з расійскай мяжой. І проста мае сваякі кажуць, што ідуць баі, ідзе артабстрэл, ідуць войскі. Таму не было сумневаў.
Я з самага пачатку ведаў, што не буду бегчы, што пайду абараняць Украіну. Гэтае рашэнне было прынята яшчэ загадзя. Пад Новы год я размаўляў з сябрамі з Адэсы, запытваў, што яны будуць рабіць у выпадку вайны — і ў гэтай дыскусіі я для сябе вырашыў, што пайду. Але тады, насамрэч, я не верыў, што штосьці пачнецца.
«Б**, придурок в четыре утра объявляет войну»
Веронику война тоже застала во Львове. Сюда белоруска переехала всего пару месяцев назад, до этого еще несколько месяцев жила в Грузии. Из Беларуси она, как и многие другие, уезжала от постоянного страха.
— Мы [с парнем] не спали [ночью 24 февраля]: я работала. И под утро я пошла к нему показать, что я сделала, а параллельно зашла в телеграм. А там Путин в 4.50 решил обратиться к россиянам. Ну я зашла на трансляцию — так и узнала [о начале войны].
Это был очень большой шок. Я не помню, что я сказала точно, скорее всего это было что-то из разряда: «Какой же это п****ц». У меня была очень агрессивная реакция, когда я посмотрела это обращение. Я с Лешей разговаривала: «Б**, придурок, в четыре утра сидит, как кусок г***а, и объявляет войну». Просто он шморгал носом и выглядел вообще неадекватно — чего ему не спится, этому у***у? Понятно, что все эти шутки — защитная реакция, потому что когда происходит полный п****ц, вообще не смешно. Но возможно это и спасло психику.
Он 20 минут говорил, а потом пошли новости о взрывах в разных городах. В шесть утра во Львове включились сирены воздушной тревоги. Я помню, что очень сильно паниковала — у меня было истерическое состояние. Хотя, по моим прогнозам, ситуация к этому шла, у нас были собраны аптечки, и мы заранее сделали все, что было нужно. Но от этого спокойнее не становилось, потому что было очень страшно.
Дальше пошли новости, и мы просто читали, что происходит во Львове, откуда брать проверенную информацию, узнавали у друзей в Украине, как они. В общем, мониторили телегу и ждали каких-то инструкций от Зеленского и власти — а что еще делать?
Я себя морально готовила к тому, что мы — гражданские, и мы должны вести себя как гражданские. Неделю назад распространяли методичку, как себя вести людям — я ее проштудировала от и до. И мы ждали, что нам скажут делать. Но было страшно.
Когда первый раз включилась сирена, выполнять инструкции было сложно, потому что было истерическое состояние. Я знаю, что нужно подключаться к радио, включать телевизор — а мозг просто информацию не воспринимает. И тогда я впала в истерику: по радио говорили оставаться на месте, а я решила, что надо бежать в укрытие. И мы вышли на улицу, посмотрели, что происходит.
Я позвонила маме. Ей было тяжело понять, что началась реальная война. Я говорю, что у нас сирены и тревога, а она спрашивает: «Ты что там, плачешь?» Отвечаю: «О***ть, а что мне делать еще?»
Но важный момент, который я заметила: когда мы ходили на марши в Беларуси в 2020 году, в воздухе чувствовалось напряжение. А когда мы вышли во Львове на улицу в 7.30 24 февраля, чтобы купить сигарет, паники никакой не было. Люди ходили по улице, кто-то набирал воду, кто-то стоял в очереди в банкомате, но чувствовалось спокойствие. Никто не паниковал — и я успокоилась, когда увидела украинцев, то, как они реагируют. И моя паника тоже прошла.
«Братан, началась война. Россия напала на Украину»
Ночью 24 февраля Иван находился не в Украине. Но новость о начале войны воспринял очень остро по двум причинам. Первая — профессиональная. Собеседник работает редактором в СМИ, и понимал: нужно писать о вторжении. Вторая причина — личная. В Украине на момент начала обстрелов находилась часть команды, которую нужно было доставить в безопасное место.
— Моя жена 23 февраля работала во вторую смену — и допоздна следила за событиями на границах Украины. Я вечером ходил по своим делам, довольно поздно вернулся, посмотрел футбол. А когда ложился спать, она мне говорит: «Знаешь, у меня такое чувство, что завтра что-то будет». Я в ответ: «Да господи, какая война? Зачем Путину сейчас это делать? Как он это продаст народу?»
Мы легли спать, а в 5.05 она дергает меня за плечо и говорит: «Ну што, пачалося». Сразу не понял, о чем она. «Ну, война». И тогда дошло: все, п****ц, это действительно происходит. Но я в таких ситуациях могу быть очень собранным, четко знаю, что нужно делать, кому что сказать. А так как я редактор медиа, мне нужно было понять, во-первых, что делать, чтобы мы начали работать, а во-вторых, что с нашими сотрудниками, которые находятся в Украине.
Первым делом я запустил материал с онлайном о войне и попытался разбудить коллег, которые могли прямо сейчас подхватить работу, начал звонить нашим журналистам в других странах. Примерно минут через 40 после этого я набрал своему другу, который находился в Киеве. У нас состоялся примерно такой диалог:
— Так, ты собрался?
— Шо? — очень сонно ответил он мне.
— Ты готов выходить?
— Куда, ты шо, д*****б?
— Братан, началась война. Тебе прямо сейчас нужно собрать документы, воду, немного еды, скооперироваться с нашими [коллегами]. Мы постараемся тебя вывезти.
— В смысле? Какая н***й война?
— Россия напала на Украину. Бои по многим направлениям.
— Понял.
И уже где-то через 30 минут после этого разговора он был в полной готовности эвакуироваться.
Я могу отключать эмоции в такое время, но это не значит, что я не переживаю. Я это все обязательно отрефлексирую, но когда-нибудь потом. Пока есть люди, которые не в безопасности, пока белорусам и всему миру нужна информация, все мои эмоции сидят внутри.
Единственный раз, наверное, за это время, они проступили, когда я разговаривал с сотрудником украинского банка. Вообще я был уверен, что они не ответят — какая онлайн-поддержка, когда все это происходит. Но на удивление в телеграм-чате мне ответил человек. Я задал свой вопрос, он отвечает: «Зараз цим займусь». Еще он рассказал об обстановке вокруг — он находился в стране, на которую напала Россия. Со всеми вытекающими.
И я думаю: боже мой, братан, какое вообще решение банковских вопросов?! И казалось бы — маленький рядовой разговор с незнакомым человеком. Я даже не знаю, как его зовут! Но тогда у меня так подступило к горлу…
Первый час был очень сюрреалистичным. Не верилось, что это реально может произойти — но вот, война и правда началась. Таких вещей в жизни бывает, на мой, взгляд, очень мало. Вот я был уверен, что в Беларуси после выборов не будут убивать людей — да, будут акции, их попытаются погасить. Но у них не хватит духу отдать приказ убивать. И я ошибся. А здесь шок был многократно больше. Это, наверное, один из худших дней в моей жизни.
